Александр Лисичев: «В бою меня тяжело ранило. Я очухался, иду кое-как, а трассирующие пули, как снежинки, летают мимо меня»
Фото: Валерия ВЕРХОРУБОВА
Ветеран встретил меня в своем любимом кресле-качалке. Он добродушно улыбнулся и спросил: «Ну, что вам интересно?». «Знаете, мне интересно всё», - отвечаю я тут же. И Александр Евстафьевич начал рассказ. Как он сам выразился, «все по порядку».
Родился Александр Лисичев 6 февраля 1925 года в Белозерском районе, деревне Шолгумзь. В 40-м году пошел в ремесленное училище в Петрозаводске. Его, 15-летнего, направили туда по государственной разнарядке решением собрания колхозников.
- Тогда ремесленные училища впервые создавались. У нас было такое красивое обмундирование. Парадная форма была: брюки клеш синего цвета, гимнастерка и хромовые ботинки, значит. В училище было 250 человек, и 80 процентов — вологодские, все из деревень. Отучился там до 41-го, - рассказал ветеран.
Летом 41-го ребята уже предвкушали заслуженный отдых — каникулы вот-вот должны были начаться.
- 1 июля мы должны были идти на каникулы. 21 июня уже как раз закончились все занятия, и мы готовились к отпуску. Но тут война началась. День, помню, такой жаркий был. Все на речке были — купались, загорали. Потом слышим — с площади через громкоговорители передают, что война началась. Мы смотрим: со стадиона военные бегут, весь город в движении, все бегают туда-сюда. Ну, думаем, всё, братцы. Наверное, не бывать нам на каникулах. Так оно и вышло, - вспоминает Александр Евстафьевич.
В первые дни войны немцы начали бомбить узловую станцию в Петрозаводске. Сначала ребят из ремесленного училища направили на военный аэродром. Там они стали рыть ямы, прятали самолеты.
- А потом отобрали нас человек 20 слесарей и оставили и работать при аэродроме — ремонтировать самолеты. Я попал удачно — в авиаприборный цех. Так интересно было всё, - рассказывает мой собеседник. - Все ближе и ближе были слышны залпы, подбирались к Петрозаводску. Уже все забито в ящики, что под эвакуацию пошло. Остались на аэродроме только одни боевые самолеты да мы. Тут начальник, капитан, и говорит: «А куда мне этих ремесленников-то девать?». «А везите их к такой-то матери - в Сибирь!», - отвечают. Ну и мы приехали в Кемерово. Там нас немножко поучили, месяца два. Мы сдали экзамены, присвоили нам разряды и направили в Томск, на завод. Мы приехали — город как город, а где завод-то? А завод-то только будет еще, оказывается. Он был еще на станции Томска. Общежитий не было. Нас расселили всех по квартирам в Томске. Мы заходим, а у хозяйки была одна комната, но большая, и в этой комнате она живет, да двое детей, да еще двое студентов. И нас трое. «А мы куда?», - говорим. «А вам кухню выделили», - отвечают. Нужны мы такие были, квартиранты? - смеется Александр Евстафьевич.
Завод разместился в бывшем техникуме НКПС и Доме инвалидов — в двух этих зданиях.
- В 41-м году все эти железнодорожные мастерские были переделаны под наш завод. А завод был в Москве, часть осталась в Москве, часть перевезли в Киров и часть — вот, в Томск. Всё оборудование, станки — мы это на себе таскали, ни трактора, ничего не было. А станки тяжелые, громадные. Впрягаемся человек 30-40 в тросы и так вот полкилометра со станции тащили. А в доме инвалидов раньше же комнаты были, там стены все разрушили и поставили станки. А, главное, как было: ставили станок, а там уже трансмиссия, ремни к каждому станку, только гайки закрутили и сразу же токаря — работать. Там мы 41-й доработали, 42-й полностью отработали, - вспоминает ветеран.
Ветеран показывает свою фронтовую фотографию
Фото: Валерия ВЕРХОРУБОВА
По городу в то время стояли такие афиши: «Добровольцы-сибиряки нужны фронту».
- А там как было: если член партии, вызывали в военкомат и спрашивали: «Родину хочешь защищать?». Ну а что нужно сказать? Да, конечно. Что делать-то. И нас сагитировали. Человек 30 с одного цеха, таких же, как я, сразу ушло. Комиссии там, можно сказать, не было. Поднять руки, поднять ноги, в рот посмотрели — все: «Годен! К 12 часам с вещами». Там некогда было, как сейчас, рентген, все такое. Ноги есть, руки есть — больше ничего не надо, - рассказывает Александр Лисичев.
Когда наш герой пошел добровольцем в армию, ему не было и 18-ти лет. Это было в январе 43-го, а совершеннолетним Александр стал в феврале.
- Нас направили в Красноярск служить, потом - в Абакан, потом снова в Красноярск, а в конце 43-го года экипировали в эшелоны и повезли. Мы слышали, что нас как сибиряков - на Ленинградский фронт. Так и хотели. А потом, смотрим, — Лениградскую область проезжаем, уже к Москве подъезжаем, куда нас везут-то? А мы в ботинках, валенки и шапка — в рюкзаках. А нас привезли в Запорожскую область. Мы приехали, а там грязь! А мы в валенках (смеется). Нас сразу направили в дивизию. Потом вывезли нас в Великую Михайловку Запорожской области. Там немножко освоились, снарядили нас всем необходимым: выдали нам автоматы ППШ и по три диска, полных патронов, 4 гранаты РГ-42, по 2 гранаты Ф-1 и по одной противотанковой — ее уже в рюкзак, - рассказал ветеран. - Везут, везут нас по Украине, не знаем, куда везут. Привезли в Киев, а дальше — в деревушки пешком. Мы уже потом узнали, что, когда первый раз Винницу брали, наши войска отступили, и немцы двинулись на Киев опять. И вот нам пришлось останавливать. Удачно было то, что впереди нас танковый корпус шел туда, потом «Катюш» привезли — в основном «Катюши» и держали фронт. Сначала в одном месте заняли оборону, потом — в другом, в обороне стояли конец осени и всю зиму.
В марте 44-го года бойцы пошли в наступление - как раз был прорыв обороны.
- По первому Украинскому фронту два раза наступление было — 11 и 17 марта. Наше было 11-го. И вот мы прорвали оборну и двинулись на Жмеринку. По пути занимали все деревни. Прямо по пятам шли — немцы отступали, а мы за ними. Утром подошли к Жмеринке — тишина мертвая. «Неужели, ребята, и тут нас пропустят без боя», - думаем. Даже комбат распорядился, чтобы в деревне нам переобуться. А потом прибегает начальник штаба: «Тревога, немцы в деревне!». А мы-то чуть не прозевали их! Мы быстренько собрались и «тряханули» их до самой станции Жмеринки — там 2 километра было, - говорит Александр Евстафьевич.
В одном из боев Александра Лисичева ранило.
- Бои были ужасные. Вот 11 марта мы пошли в наступление, а 17-го меня тяжело ранило. Я очухался и из боя-то вышел сам. Врач у нас была батальонная, девушка, она увидела меня: «Давай скорее». А я не могу. Я кое-как иду, а трассирующие пули, как снежинки, летают мимо меня, - вспоминает ветеран. - Потом уже в госпитале я встретился с командиром роты своим. Мы, говорит, кричали тебе: «Сержант, ложись! Ложись, сержант!». А где там услышишь, когда все рвется, звенит? У меня в автомате две пули было, пока я шел. «Ложись» - так я бы не встал уже тогда. Врач меня под руки сразу, шинель скинула, перевязали меня. А потом говорит: «Знаете что. У меня нет никакого транспорта вас в тыл-то отправить». А тут два солдата с другой роты. Они оба были в руку ранены. «Мы возьмем сержанта», - говорят. И они меня 2 километра волокли на себе.
На этой фотографии Александру Евстафьевичу 20 лет. Тогда таких, как он, уже называли стариками
Фото: Валерия ВЕРХОРУБОВА
4 с половиной месяца молодой человек провел в госпитале. А когда выписался, ему написали: «Годен к нестроевой службе».
- А там фронтовики-друзья такие, что... (улыбается). «Что ты здесь будешь делать? Дрова заставят носить, - говорят. - Пошли на фронт!». «Ну пошли», - отвечаю.
Тогда у Александра Евстафьевича еще не затянулась рана. Даже носить вещи нужно было осторожно. «Мы все возьмем на себя», - ответили ему на это друзья.
- И правда: все за меня таскали, даже окопы копали! - рассказывает ветеран.
Вместе с приятелями они пошли в запасной полк Первого Украинского фронта.
- А там с фронта приезжают за пополнением-то и спрашивают: «Поднять руки, кто в плену в оккупации не был». Ну мы подняли руки. Нас тут быстро снарядили — шинели, гимнастерки, новые сандалии. А, оказывается, нас — в Польшу, во фронтовую комендатуру. А когда начали наступление, нас переправили уже в Германию, в комендатуру. Мы говорим: «Мы еще молодые ребята, что мы тут в комендатуре будем делать?». Ну прислали постарше мужиков — лет по 40-45. Нас заменили. И мы опять пошли на фронт, - вспоминает наш герой.
5-го мая 45-го года бойцы пошли в наступление. И уже 7-го брали город в 8-ми километрах от Чехословацкой границы.
- Самые сильные бои у нас были 7-го мая. Всем корпусом, 7-м Гвардейским, мы брали пять деревень. Из своего миномета около 300 мин выпустили. С утра и до вечера бои были. Потом нам боеприпасов еще подвезли. А сам город взяли уже без боя. Зашли туда уже к вечеру. Прямо в центре города минометы поставили. А тишина была... Как будто и войны нет. Ни выстрела, ничего не слышно, - рассказывает Александр Евстафьевич.
А на следующее утро пришла весть о Победе:
- 8 мая утром приходит заместитель командира бригады и говорит, что, мол, товарищи, Германия капитулировала. А мы не верим. Нам же еще город надо брать! Потом приемники включили и услышали про капитуляцию.
На этом служба для Александра не закончилась.
- Нас опять по машинам и давай гонять — то в Венгрию, то в Чехословакию, то в Австрию. Мы не знали, зачем. А оказывается, там штаб Власова ловили. В общем, все наши бригады стояли вокруг Берлина. 60, 40, 30 километров от Берлина, - рассказывает мой собеседник. - Когда война кончилась, первая демобилизация была — 13 старших возрастов демобилизовали. Постарше в Японию направили, а нас, молодежь, оставили в Германии. В Германии я прослужил до 1950-го года. Когда демобилизовался, приехал в Вологду, потом в Белозерск — в свою деревню. 7 с половиной лет отслужил.
Тогда, вспоминает ветеран, никто не знал, когда кончится их служба:
- Главное, служили и не знали, сколько служить. Теперь-то год всего и то спрашивают: «Когда демобилизация?». Ноют. А мы не знали вообще, сколько служить. Узнали только спустя несколько лет после Победы. Были выборы в Верховный совет. Выбирали командующего 5-й гвардейской армией — генерала Жадова. Он баллотировался по нашим частям в Венгрии. Он когда приехал, ему записки сразу пошли — мол, когда будет демобилизация в оккупационных войсках. Он сказал, что, прежде чем сюда ехать, зашел к товарищу Сталину. Товарищ Сталин сказал, что демобилизация в оккупационных войсках начнется в июле этого года - 50-го. А это было в марте. И вот тогда мы уверились. Если уж товарищ Сталин сказал...
Свою мать Александр не видел 10 лет - с тех пор, как ушел в училище:
- Мне все казалось, что моя мама такая высокая. Ну так я ее представлял. Я ведь уходил из дома 15-летним. А в 25 лет вернулся. Обнял ее, а она такая маленькая оказалась. По плечо мне. Слез было...
Старший брат Александра погиб в начале войны. В 41-м году. Он служил в крепости Осовец. Крепость пала в первый день войны. Брат пропал без вести...
"Вот она, здесь у меня", - говорит ветеран, показывая на фото жены
Фото: Валерия ВЕРХОРУБОВА
В своей деревне Александр жил недолго — месяца три или четыре:
- Приехал я в деревню. У меня в документах написано: «Специалист по боеприпасам и вооружению» - я в Германии 4 года, с 46-го, был заведующим артеллерийского склада корпуса. Ну что я в деревне буду с этой специальность делать? (смеется).
Александр Евстафьевич решил, что надо все начинать с нуля. Со знакомым парнем он поехал на Кольский полуостров. Там год был рабочим. Дальше учился на геолога, работал по специальности в Мурманской области - на подземных и открытых рудниках.
А потом вместе с женой Александр Лисичев переехал жить в Вологду. Здесь ему дали квартиру.
- Тем, кто проработал 50 лет за Полярным кругом, давали квартиру. А у меня 50 лет на севере было отработано. А еще военный стаж — там год за три. Нам предлагали жилье в Мытищах, под Москвой. А жена, царствие небесное, сказала: «Хочу только в Вологду». А в Вологду было очень сложно попасть — желающих много было, в Москву легче. Ну мы добились и получили квартиру, - рассказывает ветеран.
Александр Евстафович показал мне свою фронтовую фотографию. На ней ему 20 лет.
- Нас тогда старичками уже называли, - смеется мой собеседник.
В конце нашего разговора ветеран не смог скрыть сожаления по поводу нынешнего отношения к русским:
- Мы с югославскими солдатами встречались на границе. Они всё: «Братушка, братушка!». Как же все изменилось. Лучше всего нас встречали в Чехословакии. Когда мы с Карпат-то спустились, в каждой деревне арка была из живых цветов. И все кричали нам: «Да, русские герои!». А в последнее время что?
На прощание я пожелала Александру Евстафьевичу здоровья, такого же позитивного настроя и бодрости духа, которой у него не отнять.