Сванидзе: Мутко увольнять. Без разговоров
Николай Сванидзе в студии Радио «Комсомольская правда»
Фото: Михаил ФРОЛОВ
Панкин:
- В студии Иван Панкин. Рядом со мной Николай Сванидзе, историк, журналист. Николай Карлович, здравствуйте.
Сванидзе:
- Добрый день.
Панкин:
- Начнем с пятничной трагедии в Мюнхене. Там немец иранского происхождения с оружием в руках вышел на улицу, расстрелял девятерых человек. Некоторые пострадали. Сам застрелился. Уже провели аналогии с Брейвиком. В частности, говорят о том, что он считал Брейвика своим кумиром. Он не первый. Почему Брейвик стал кумиром для молодежи и таких людей, как этот несчастный?
Сванидзе:
- Ну, для молодежи, на мой взгляд, как мне кажется, к счастью - это слишком общо и слишком расширительно. Он стал героем для нацистов. Этот молодой человек иранского происхождения, который говорил «Я – немец!», бил себя в грудь, «Я вас ненавижу, я – немец!», он, очевидно совершенно, нацист. И для нацистов нацист Брейвик, с их точки зрения, успешный, потому что много народу убил, чем больше убил, тем успешнее, с этой точки зрения, с людоедской, он успешен, значит он кумир. Вот ему нравится нацист, который убил много народу. Человек явно с подвинутой психикой. Вообще агрессивные сумасшедшие – это как раз тот род людей, против которых наиболее сложно сопротивляться и которых наиболее сложно вычислить. Потому что он сегодня мил, улыбается и разговаривает со старушкой, сюсюкает с собачкой, а завтра он берет топор и кидается на людей. Если вовремя, как пел Высоцкий, не «зафиксировать», просто не оградить от него человеческое общество, то может быть очень сложно. Я боюсь, что это не только не первый, это не последний случай.
Панкин:
- Это понятно. Мы входим в эру такого диванного терроризма. Вы подтвердили мою версию о том, что подобных случаев будет становиться все больше. Но лидер в этом направлении все-таки США. У них чаще всего такое происходит. И особенно среди школьников. Этот молодой человек уже далеко не школьник. И, тем не менее, как вы видите…
Сванидзе:
- И не в США.
Панкин:
- Тоже взялся за ружье. России грозит подобное?
Сванидзе:
- Я боюсь, что да. Если взять терроризм, в котором присутствует такая идеологическая струя, а на данный момент наиболее опасная, агрессивная идеологическая струя – это радикальный исламизм, то здесь хватит подобного рода отморозков. И для такого рода людей Россия – это тоже запад, не будем об этом забывать. Это для нас Россия не Европа, Россия не запад. Запад отдельно, мы отдельно. А для них мы часть запада. Та же культура, та же цивилизация. И подход к нам тот же. Поэтому что безумцев хватает, как и во всех странах, у нас тоже, что и экстремистов хватает на идеологической почве, в том числе готовых умереть за свою людоедскую идею. Поэтому нам каждый раз выдыхать радостно, кто-то даже радостно это делает, что, слава богу, воронка не на нашей территории, не у нас дернуло, не у нас взорвало, не у нас убито, ну, к сожалению, я боюсь, что для этого оснований нет. Мы тоже под дамокловым мечом.
Панкин:
- Спросим у слушателей, согласны ли они с вами? Грозит ли нам эра диванного терроризма? Возможно ли повторение мюнхенской трагедии в Москве? Вы сказали: если вовремя не оградить? Как?
Сванидзе:
- Не знаю.
Панкин:
- Он же не террорист. ИГИЛ на себя ответственность не взял. Он самостоятельный стрелок. Как быть?
Сванидзе:
- Все правильно говорите. ИГИЛ не взял, хотя еще, может, возьмет.
Панкин:
- Хотя любит брать.
Сванидзе:
- Потому что ИГИЛ только давай брать это на себя, ему это повышает его рейтинг в собственных глазах.
Панкин:
- Напомним, что это запрещенная в России организация.
Сванидзе:
- И не только в России. Эти нелюди все берут на себя, это только повышает их рейтинг и в собственных глазах, и в глазах их сторонников. Очень сложно. Вот как сложно одиночек, психически неадекватных, закомплексованных, таких людей куча, но нельзя каждого сажать и преследовать, кто там избил свою жену, предположим. Избил жену – это само по себе преступление. Но на это полагается некое наказание. Но подозревать, что он после этого будет взрывать бомбу в публичном месте или расстреливать людей – сложно.
Максим:
- Я думаю, что позиция Николая Карловича известна по поводу событий 1993 года – яркого проявления этого фашизма. А что касается ситуации, у нас, действительно, такое проявление, как в Мюнхене, однозначно в современном обществе возможно, так как порушены духовные скрепы, которые хотя бы были советского социалистического, коммунистического характера.
Панкин:
- Спасибо. Насчет советского прошлого – согласны?
Сванидзе:
- Да ни при чем здесь скрепы. Что возможно – да, это мы согласны с человеком, который звонил в студию. А при чем здесь скрепы? Когда речь идет просто о неадекватности, речь идет о безумных, опасных, агрессивных, закомплексованных людях, какие скрепы? Если человек готов бросаться с топором или с ружьем на окружающих, тут никакие скрепы не спасут.
Панкин:
- Аналогичные случаи в Советском Союзе были редки.
Сванидзе:
- Тем не менее, были.
Панкин:
- Их можно на частности списать на какие-то.
Сванидзе:
- Не будем забывать, что современный мир значительно прозрачнее, в том числе и наша страна, чем это было во времена Советского Союза.
Панкин:
- Вы говорите о СМИ сейчас.
Сванидзе:
- Мы о многом не знали, о многом нас не ставили в известность.
Петр:
- Конечно, все это возможно. Тем более, что 1993 год предыдущий звонивший назвал либеральным фашизмом тот, который победил в 1993 году. Именно после 1993 года начались эти… ну, еще в советское время, но потом эти чудовищные преступления были совершены. Но вот благодаря таким деятелям политическим, как и Николай Карлович Сванидзе.
Сванидзе:
- Я не понял, я кого-то застрелил или изнасиловал? После 1993 года или до 1993 года?
Панкин:
- Кстати, никто об этом не знает.
Сванидзе:
- Будьте точнее, если можно. Я просто не в курсе. Если у вас есть на этот счет какая-то информация про меня, то сразу в прокуратуру, пожалуйста.
Панкин:
- Очень неорганизованно действовала полиция немецкая.
Сванидзе:
- Да.
Панкин:
- В этом обвиняют Меркель. Это следствие политики Меркель. Вот, кстати, вам сообщение: «То, что произошло в Мюнхене, - прямое следствие деградации общества потребления. Если долго издеваться над человеческой сущностью псевдоценностями, то рано или поздно она начнет сходить с ума».
Сванидзе:
- Она – это кто? Сущность, наверное.
Панкин:
- У меня есть любопытный комментарий Эдуарда Лимонова по этой трагедии.
Лимонов:
- Впечатление о профессионализме полиции минусовое, отвратительное. Они ни на что не способны, на мой взгляд. Куда-то бежали с искаженными лицами или стояли, просто рохли такие, тюфяки. Это первое. А второе, конечно, то, что в страну госпожа Меркель взяла несколько миллионов просто совершенно чужих по всем параметрам людей, и по виду чужих, и по психологии, и по религии, - это просто чудовищное преступление. Меркель вообще надо посадить в тюрьму. Я бы на месте немцев дал бы ей 15-20, если не пожизненное. Она совершила ужасные вещи, натворила.
Панкин:
- Николай Карлович, ваша реакция?
Сванидзе:
- Я, честно говоря, не собираюсь комментировать Лимонова. Мне его мнение абсолютно неинтересно. Слава богу, что он не немец. А то бы он действительно, не дай бог, всех бы пересажал на 20 лет. Он все-таки, не забудем, национал-большевик. За ним не заржавеет посадить и Меркель, и еще несколько миллионов заодно. Поэтому бог с ним, с Лимоновым. А что касается того, что было сказано насчет ценностей перед этим, я, честно говоря, не понимаю, чем общество потребления так досадило нашему вот этому слушателю. Что такое потребление? Потребление – это если нормально жить, воспитывать, давать образование, лечение детям, старикам. Это противоречит духовным скрепам? А что не противоречит духовным скрепам? Я не знаю, что. Только крест на себя наложить вовремя при виде церковной головки, и всё? А больше ничего духовного? А вот я спрошу у этого человека: а он знает, какой в нашей стране уровень семейного насилия?
Панкин:
- В любой другой стране точно такой же уровень.
Сванидзе:
- Нет, не надо про любой. У нас очень высокий. В любой – разный. В разных странах…
Панкин:
- США взять, я не верю, что там ниже.
Сванидзе:
- Ниже. В разных странах разный уровень семейного насилия. Количество брошенных детей в процентном отношении на 10 тысяч людей.
Панкин:
- У вас есть статистика?
Сванидзе:
- У меня сейчас в голове ее нет, посмотрите ее. Если хотите, в следующий раз я вам принесу статистику. Мы по всем показателям, относящимся к семейному насилию, к насилию над женщинами, к насилиями над детьми, к детской порнографии, к детской наркомании, к насилию на дорогах, мы находимся в лидирующей, головной группе мира, к сожалению. Поэтому я бы на самом деле про духовные скрепы, которые приводят к преступлениям, лучше бы помалкивал. Нам нужно решать собственные вопросы, а не высокомерно плевать на то, что происходит в других странах. Не Меркель виновата в том, что безумный убийца бросается на людей с оружием. У нас, к сожалению великому, не дай бог, но может быть то же самое
Панкин:
- А кто виноват? А почему в США так часто происходят аналогичные ситуации?
Сванидзе:
- Меня очень всегда интересует, почему, когда происходит что-то в разных странах, у нас, в Германии, во Франции, сразу возникает вопрос: как плохо в США. Мы, к сожалению, америкоцентричны. В отличие от американцев, кстати.
Панкин:
- Мы случайно не американофобы?
Сванидзе:
- Нет, мы не фобы. Мы завидуем. Это хуже. Лучше были бы фобами. Это форма зависти. Поэтому мы все время о них говорим. Вот они говорят о себе охотно. Мы им в этом помогаем. Но очень неохотно говорят о нас. Не потому, что они нас не любят, - мы им не интересны. А они нам очень интересны. Давайте о себе.
Панкин:
- Хорошо. Не так давно у нас был эфир, мы спрашивали у людей: как вы относитесь к американцам? И все звонили и говорили: знаете, мы хорошо относимся к американцам. Мы нормально к ним относимся. А чего вообще подняли этот разговор?
Сванидзе:
- Действительно, чего подняли?
Панкин:
- Только речь о другом. Мы нормально к ним относимся. Мы их уж точно не боимся и уж точно мы им не завидуем
Сванидзе:
- А почему мы тогда все время все меряем от американцев? А как в Америке, а кто в Америке? Да при чем здесь Америка? Давайте сами жить. Давайте смотреть, что у нас. У нас наши проблемы, а не американские. Мы не американские граждане. Почему мы все время равняемся на них, сравниваемся с ними, меряемся с ними?
Панкин:
- А что нам, закрыться?
Сванидзе:
- Нет, закрыться –ни в коем случае.
Панкин:
- Мы смотрим, оглядываемся, сравниваем.
Сванидзе:
- И сразу говорим, если у нас кого-то убили: а в Америке двоих убили. У нас кого-то изнасиловали: а в Америке троих изнасиловали. Да бог с ними, что в Америке. Давайте смотреть, что у нас. У нас, не дай бог, а это очень вероятно, нашу сборную олимпийскую отлучат от участия олимпийских играх, мы сейчас будем говорить о том, что в Америке. Наши проблемы.
Панкин:
- Давайте плавно перейдем к олимпиаде. Сегодня МОК решит судьбу нашей олимпийской команды. Поедут они на олимпиаду или не поедут. Я знаю, что у вас позиция такая, что нам сейчас нужно нормально смотреть на эту ситуацию и держать лицо.
Сванидзе:
- Да, я согласен. Кстати, ту же позицию занимает и президент Путин Владимир Владимирович, который, судя по его последним выступлениям, в частности, вчерашнему, он очень сдержанно реагирует на эту ситуацию. И я считаю, что это совершенно справедливо. Потому что у нас в значительной степени рыло в пуху. Но это даже не главное. Главное то, что нам грозит отлучение фактически в значительной степени от мирового спорта. И нам нужно, каким бы ни было решение, допустят нас в той или иной форме на олимпиаду или не допустят вовсе, только ли на эту или еще и на зимнюю 2018 года, нам предстоит, нашему спорту, нашей стране, потому что спорт – это часть общественной жизни, - существовать в ситуации в значительной степени изоляции от мирового спортивного движения. И нам нужно как-то выживать. Потому что иначе мы отстанем на долгие десятилетия.
Панкин:
- Вы верите, что наши спортсмены виноваты в том, в чем их обвиняют?
Сванидзе:
- Я боюсь, что дело не в спортсменах. Обвиняют не спортсменов, обвиняют государство. В этом проблема.
Панкин:
- То есть это политическая игра?
Сванидзе:
- Нет, если обвинение государства, это не значит, что это политическая игра. Здесь политика, естественно, присутствует. Политика присутствует в виде нашей репутации в мире, которая, к сожалению, оставляет желать лучшего. Ведь потребовали нашего исключения, недопуска на олимпиаду с самого начала 14 стран, далеко не только Штаты. Финляндия, Египет. Вот поставьте себя на место Международного олимпийского комитета. У нашей страны, к сожалению, сейчас в мире, в огромной части мира репутация сильной, грубой, которая свои проблемы решает силой или деньгами. При наличии той информации, которая есть у МОК, если они нас допускают к участию в олимпийских играх, чего бы нам, мне, вам, всем нашим слушателям очень бы хотелось, но тем не менее, просто объективно, поставим себя на их место, если они нас допускают, им сразу же идут претензии: вас что, купили? Почему вы допустили этих ребят, которые совершенно очевидно на государственном уровне занимаются допингом? Поменяем картинку. Это касается не нас, а Америки, Финляндии, Японии, Китая
Панкин:
- Америку очень часто в этом обвиняли. Они чемпионы по подобного рода скандалам.
Сванидзе:
- Кстати, их отлучали. Я сейчас говорю об этом. Отлучали американских легкоатлетов.
Панкин:
- Только не говорите, что я опять на Америку оглядываюсь.
Сванидзе:
- Нет, я сейчас оглядываюсь. Но только их никогда не обвиняли в том, что там это приветствуется на государственном уровне. Нас сейчас обвиняют именно в этом. Так вот, представим себе, что поступила информация в международные спортивные организации, всему миру, что в Америке или в Китае, давайте в Америке, самое яркое мировое пятно, что в Америке занимаются на государственном уровне допингом. Нагибают все спортивные федерации, все спортсмены все время принимают таблетки, ширяются и так далее. И МОК вынужден их отлучить от олимпийских игр. У нас какая будет реакция? Не аплодисменты ли? Мы лишаемся очень серьезного противника, то есть мы больше медалей завоюем.
Панкин:
- Китай очень серьезный противник.
Сванидзе:
- И Китай тоже серьезный. Но и Америка – серьезный. Если Китай – мы не будем радоваться. Потому что вроде бы как считается, что это наш союзник. Но на самом деле тоже обрадуемся, что, во-первых, мимо нас это острие проскользнуло, не по нам ударило, а, во-вторых, тоже будет гораздо ниже уровень соперничества. А если Америка, так мы просто будем счастливы во всех отношениях. Вот теперь представим себе, что это не Америка, а мы. И это решает Международный олимпийский комитет. Если он нас допустит, я думаю, что сейчас МОК, эти 15 чиновников, которые принимают решение, они выбирают меньшее из двух зол. Россия, несомненно, один из столпов международного олимпийского движения. Лишиться России – это очень сильно ослабить МОК, олимпийские игры. Они в этом отдают себе отчет. Это с одной стороны. С другой стороны, если они допускают Россию, повторяю, это обвинение в коррупции, несомненно. Все будут уверены в том, что Россия проплатила, Путин проплатил. Такое будет мнение у очень большой части международного сообщества.
Панкин:
- Вы согласны с тем обвинением, что в Сочи наши спортсмены принимали допинг?
Сванидзе:
- Я не могу быть согласен или не согласен с этими обвинениями. Я не эксперт. Но если меня спросить, как и вас, возможно ли это, да, конечно, возможно.
Панкин:
- Но их проверяли перед олимпиадой.
Сванидзе:
- Но речь же идет о том, что заменяли показатели.
Панкин:
- Вы этот доклад слушали, читали?
Сванидзе:
- Слушали, читали. Разумеется.
Панкин:
- Он смешон. Что это сотрудник переодевался сантехником, подглядывал в дырочку.
Сванидзе:
- Не нужно про дырочку. Для всего мира почему-то он не смешон. Если фальсифицируют избирательные бюллетени на выборах, то почему бы не фальсифицировать мочу в пробирках?
Панкин:
- Доклад президента WADA абсурд.
Сванидзе:
- Конечно, можно это все превратить в анекдот. Моча, колбы, дырка в стене. Это все смешно жутко. Обхохочешься. Меня душит смех. К сожалению, это все не воспринимается как смех. Потому что известна история с гэдээровскими пловчихами, которых тоже покрывала «Штази». Кстати, отлучены болгарские тяжелоатлеты, отлучены были финские лыжники. Но у нас, так же, как в ГДР тогда, а мы же ассоциируемся с ГДР, у нас это все воспринимается как жульничество на государственном уровне. А дырка в стене, моча – это уже конкретика.
Панкин:
- Слава богу, что вы все-таки переживаете за нашу сборную.
Сванидзе:
- Я, несомненно, переживаю.
Панкин:
- И хорошо, что вы поддерживаете слова Владимира Путина о том, что нам сейчас нужно сотрудничество с МОК.
Сванидзе:
- На мой взгляд, это очень трезвая позиция.
Панкин:
- Тогда идем дальше. Мы говорили в перерыве, что смешно выглядит тогда ситуация с футболистами и хоккеистами, почему их не заподозрили в допинге? А было бы неплохо. У нас скоро чемпионат мира пройдет.
Сванидзе:
- Нашим футболистам, я боюсь, никакой допинг не поможет.
Панкин:
- Ну хватит, я вам, как профессиональный футболист, могу сказать: это бред. То, что сейчас сборная плохо играет, это менеджмент. Вообще футбол, как и любой спорт, это менеджмент, а не футболисты по отдельности.
Сванидзе:
- Мы с вами поговорим о футболе. Вы хотите сказать, что у нас футбол независимо от этой сборной, что у нас уровень футбола на европейском мировом уровне?
Панкин:
- Они могут играть хорошо и могут выступать гораздо лучше.
Сванидзе:
- Кто – они
Панкин:
- Наши футболисты.
Сванидзе:
- Наши нынешние действующие футболисты могут выступать?
Панкин:
- И даже они могут.
Сванидзе:
- Когда смогут, тогда я с вами соглашусь.
Панкин:
- Хорошо. Итак, почему хоккеисты или футболисты…
Сванидзе:
- Откуда я знаю, почему? Может быть, не дай бог, еще не вечер, обнаружат, может быть – нет. В разных видах спорта, как вы прекрасно знаете, как спортсмен, там разные формы допинга, разные виды допинга, разные виды мышечной, психической и другой активности поощряются этими препаратами. Поэтому откуда я знаю, в чем там дело. Речь идет о том, что очень многие наши были пойманы. И главное, что, по мнению значительной части мирового сообщества, это все ведется на государственном уровне. В чем я с вами согласен насчет политики? Если в политике, скажем, когда мы какие-то действия производим, на которые нет реакции у мира… Крым – как угодно относись к Крыму, но нас же нельзя исключить из мировой политики. Как, что с нами делать? А из мирового спорта, за аналогичное, по их мнению, действие, - нас исключить можно. Поэтому я очень боюсь, надеюсь, что этого не будет, но у меня в отношении решения МОК, к сожалению, плохие предчувствия.
Панкин:
- И коротко по поводу Мутко. Увольнять – не увольнять?
Сванидзе:
- В конечном счете, конечно, увольнять. На мой взгляд, без разговоров. Другой вопрос, что Путин никогда кадровые решения не принимает под чьим-то воздействием. Поэтому сейчас он Мутко не уволит.
Панкин:
- То есть оно будет внезапным?
Сванидзе:
- Внезапным, по другому поводу. Не сейчас.
Панкин:
- Поговорим про Надежду Савченко. Она накануне призвала объединиться, помириться два народа – украинский с народами Донбасса и Луганска. Прийти, обняться, помириться. Как считаете, это пиар-ход или она действительно так считает и хочет мира?
Сванидзе:
- Не знаю. Я не знаю, кто сейчас работает с Надеждой Савченко. Я, в принципе, о ней достаточно высокого мнения.
Панкин:
- В каком смысле – кто работает?
Сванидзе:
- Из пиаровцев, я имею в виду.
Панкин:
- То есть все-таки пиар тут имеет место?
Сванидзе:
- Возможно, я не знаю. Может быть, ей дали такой совет, что, Надежда, вот надо бы пойти в этом направлении. Но то, что она этому совету последовала, если это был совет, говорит тоже в ее пользу. Когда она вернулась на Украину, когда ее освободили из нашей тюрьмы, думали, что она приедет махать шашкой, что она немедленно еще один фронт откроет, что это будет не просто Жанна д’Арк, а Жанна д'Арк верхом на коне и с огненным мечом в руке. Живая. Выясняется, что нет. На мой взгляд, это свидетельствует в ее пользу. Она, видимо, действительно украинский патриот. Она, по-видимому, может быть, даже и не милитарист, хотя она воин, несомненно. И то, что она говорит, не нравится очень многим украинским националистам.
Панкин:
- И не только националистам.
Сванидзе:
- Очень многим украинским радикалам. Но я думаю, то, что она говорит, это вменяемая позиция.
Панкин:
- Остальные депутаты, члены Рады, ее уже осудили. Ее практически никто не поддержал, если не все. По-моему, даже все не поддержали ее.
Сванидзе:
- Заметьте, это позиция не пророссийская. И не проукраинская. Это позиция миротворческая. И она у меня встречает высокую степень одобрения.
Панкин:
- Давайте послушаем украинского политолога Михаила Погребинского.
Погребинский:
- Она говорит, что думает. И, как оказалось, как это ни странно, человек здравого смысла, позволяет себе сказать, что надо прекращать войну. А для этого надо разговаривать с этими ДНР и ЛНР, надо извиняться друг перед другом. И она почему позволяет себе? Потому что она Герой Украины. Ее трудно заподозрить. Хотя, конечно, все равно какие-то люди обвиняют ее в том, что она троянский конь Путина и так далее, но что стоят слова какого-то Геращенко по сравнению с позицией Героя Украины, человека, который имеет самый высокий рейтинг доверия у нас в стране? Я говорю о Савченко.
Панкин:
- Да, действительно, ее назвали троянским конем. Говорят, что ее воспитали специально российские СМИ для того, чтобы закинуть на Украину
Сванидзе:
- Ну, чушь собачья, на мой взгляд.
Панкин:
- Троянский конь Путина, я подчеркиваю.
Сванидзе:
- Чей бы то ни было. И ни Путина, и ни чей она не троянский конь. Никто ее не воспитал. Я согласен с Погребинским. Скорее всего, даже если с ней работают пиарщики, то, что советуют ей пиарщики, соответствует ее внутренней позиции. Потому что она не тот человек, который позволит себе говорить не то, что она думает. Это то, что она думает.
Панкин:
- Она уже обратилась напрямую к главам ЛНР и ДНР. Они пока не откликнулись. Она говорит: давайте встретимся, я готова к вам приехать на территорию, начнем разговоры. Никаких минских аналогий. Прямо сядем за стол, все обсудим. Почему не идут на контакт? Не верят?
Сванидзе:
- Во-первых, я не думаю, что они сами принимают решение. Вы не забудьте, что это она самостоятельный человек, а главы Луганской и Донецкой республик должны еще с Москвой посоветоваться. А Москва, может быть, думает, что делать. Потому что раскручивать ли ей Савченко, верит ли ей Савченко, или идти на переговоры с Савченко? Потому что Савченко явно выступает как политический субъект, как независимая украинская сила. Здесь как раз прогнозы сбываются, есть большой шанс получить Савченко в каком-то не очень отдаленном будущем как одного из лидеров украинской республики, если не лидера. Я думаю, будучи все-таки ответственными людьми, руководители наши кремлевские думают, как на это реагировать.
Панкин:
- У меня нет времени поспорить с вами насчет того, что главам ЛНР и ДНР нужно с Москвой посоветоваться. На мой взгляд, это не так. Для того, чтобы с Савченко встретиться, выслушать ее, принять во внимание что-то, возможно, и отпустить? Хотя бы для виду встретиться?
Сванидзе:
- Это для виду не делают. Слишком громкая акция. Эти люди не самостоятельны.
Панкин:
- Вы так считаете?
Сванидзе:
- Абсолютно уверен.
Панкин:
- На этой неделе погиб Павел Шеремет. Вы знакомы?
Сванидзе:
- Знаком.
Панкин:
- Что можете сказать?
Сванидзе:
- Я версии не готов обсуждать, сразу скажу. Это, на мой взгляд…
Панкин:
- Наверное, вы пообщались с кем-то из украинских друзей, коллег. Какие разговоры ходят? И ваше мнение?
Сванидзе:
- Не общался с украинскими друзьями и коллегами. Общался только с московскими друзьями и коллегами. Версии читал, не готов присоединиться ни к одной из них. Это было бы, на мой взгляд, сверхлегкомысленно и безответственно – сейчас присоединяться к какой-либо версии по чисто эмоциональным причинам. Нет у меня версий. А что касается самого Павла Шеремета, я считаю, что его гибель – это колоссальная потеря для российской, украинской и белорусской журналистики. Мы не были друзьями. Мы были знакомыми, коллегами. Я его очень уважал. И не подозревал, что он так молод. Он очень много успел сделать. Он был очень ответственным человеком. Очень честным и чистоплотным в своей профессии человеком. Он никогда не торговал своей совестью, он никогда не торговал своей профессией. Я считаю, что он был эталонным журналистом. Грамотный, образованный, с твердой мировоззренческой позицией. При этом объективный информационщик. Близок к идеалу, хотя идеал воспринимается как что-то скучное. Я просто выражаю соболезнования его родным, близким и друзьям
Панкин:
- Где безопаснее работать – в России или на Украине? Вас часто проклинают в соцсетях и в интернете за вашу политическую позицию, за ваши исторические расследования. Вы не боитесь работать в России?
Сванидзе:
- Вы знаете, я не боюсь. Это моя работа, это моя жизнь. Я на самом деле ничего не боюсь. Если боялся бы, то не работал бы. Конечно, риски огромные у любого честного журналиста. Больше у журналиста, который занимается расследованиями. Но ведь Шеремет не занимался расследованиями, а все равно погиб. Поэтому, я думаю, и в России, и на Украине одинаково рискованно.